главное новости по оперативным данным официально закон антинаркотическая реклама фоторепортажи массмедиа здоровье родителям, учителям, психологам мнения экспертов исследования журнал "Наркология" книжная полка о проектепоиск

Снижает ли вред «снижение вреда»?

 :: Владимир Лукьянов

 

Известно, что зарождение первых организаций потребителей наркотиков в середине 80-х в Нидерландах было связано со вспышкой заболевания гепатитом «В». Появление так называемого «союза торчков» в то время было продиктовано необходимостью распространения стерильного оборудования для инъекций среди потребителей наркотиков, поскольку аптекари отказывались продавать им шприцы. Аналогичным образом появились программы обмена шприцев в Великобритании и некоторых других странах Западной Европы, а также в Австралии. Согласно Ане Саранг, автору работы «Снижение вреда: Исторический обзор», «политическая» цель самодеятельных организаций ясна — это проведение политики декриминализации потребления наркотиков.

Поскольку вспышка заболевания гепатитом «В» перешла в эпидемию и в это же время были открыты вирус иммунодефицита и еще один вид гепатита — гепатит «С», общественность вышеназванных стран дрогнула и под влиянием ширившегося движения потребителей наркотиков согласилась на разработку программ, препятствующих распространению этих заболеваний. Очевидно, учитывая пожелания растущего количества потребителей наркотиков, решено было сделать эти программы привлекательными внешне и отвечающими реальным нуждам наркоманов. Они должны были быть направлены против политики криминализации наркопотребления, поскольку у части общества создалось превратное впечатление о криминализации наркооборота именно в связи с действующим антинаркотическим законодательством. Другими словами, наркооборот, якобы, криминализируется не по каким-то своим, внутренним законам, а исключительно по вине антинаркотического законодательства. Саранг пишет, что: «Работа самоорганизаций основана на той точке зрения, что именно репрессивная политика по отношению к потреблению наркотиков, нашедшая свое выражение в статьях Уголовного кодекса, несет ответственность за «проблему наркотиков». Работа самоорганизаций заставила власти признать вклад потребителей наркотиков в решение проблемы наркотиков и СПИДа; в результате деятельность таких организаций получила финансовое содействие от различных министерств и местных властей».

Созданные таким образом программы и различные службы получили общее название «программ снижения вреда». В результате незамысловатого промоушена получилась самая настоящая химера — на первый взгляд программа по борьбе с потреблением наркотиков, однако имеющая своей стратегической целью борьбу с криминализацией их употребления, то есть фактическую легализацию. Эдакий абсурд в духе «пчелы против меда». Неудивительно, что эти организации потребителей наркотиков стали не только основой для вовлечения наркоманов в профилактику СПИДа, но и средством расширения их рядов.

В процессе «научной» деятельности организаций «снижения вреда» были выработаны базисные принципы этих программ:

1. Немедицинское использование психоактивных средств — неизбежное явление в любом обществе. Поэтому государственная наркополитика не должна базироваться на утопической идее о том, что немедицинское потребление наркотиков можно прекратить.
    

2. Немедицинское потребление наркотиков вредит человеку и обществу в целом. Политика в отношении наркотиков не должна базироваться на утопической идее о том, что все потребители наркотиков будут всегда употреблять наркотики более безопасно.

3. Потребители наркотиков — неотъемлемая часть общества. Стало быть, для защиты здоровья всего общества необходима защита здоровья потребителей наркотиков, а для этого необходимо интегрировать потребителей в общество, а не пытаться изолироваться от них.

Исходя из этих «принципов», что подтверждает и сама Аня Саранг, нетрудно понять, что идеология снижения вреда в корне противоречит идеологии «войны против наркотиков». Этим и объясняется сопротивление подобным программам во многих странах мира, что вызвало последующие попытки их нелегального внедрения. При этом активно эксплуатируется гуманный принцип помощи и профилактики распространения смертельных инфекций.

Далее госпожа Саранг пишет: «Внедрение программ снижения вреда привело к изменению в работе наркологических служб. Основным принципом их деятельности стала ориентация на непосредственные нужды потребителей наркотиков, сотрудничество и взаимодействие с представителями этой части населения. В то же время началось проведение научной оценки таких программ, как обмен шприцев и другие».

Чтобы разобраться и с этим, привлечем экспертом не какого-нибудь оголтелого прогибициониста, а самых, что ни на есть крупных специалистов в области разработки и применения этих программ — Dave Burrows, Sue Simon и Rebecca Foster во главе с Kasia Malinowska-Sempruch, директором Международной программы Института открытое общество. В статье «Новаторские программы...» опубликованной в The American Journal of Psychiatry 2000, vol. 157(1), авторы, в частности, пишут, что в течение последних десяти лет употребление инъекционных психоактивных веществ в большинстве стран Центральной и Восточной Европы, а также в государствах СНГ приобрело угрожающие масштабы. Кроме того, резко увеличились показатели инфицирования ВИЧ, что также в значительной мере обусловлено употреблением психоактивных веществ в инъекционной форме.

Ученые обеспокоены нарастающей наркотизацией общества и, соответственно, увеличением показателей инфицирования ВИЧ. Это действительно серьезный повод для тревоги. Все вроде бы правильно. Есть, правда, одно очень большое «но». Эти ученые и есть те самые люди, которые внедряют программы «снижения вреда», приводящие к резкому увеличению употребления наркотиков и росту показателей инфицирования. Не вызывает удивления и тот факт, что «несмотря на многолетние попытки, не удалось разработать метода эффективного вмешательства, которое бы искоренило употребление психоактивных веществ или помогло решить проблемы, связанные с этим явлением». Этот вывод — закономерный результат применения базисных принципов «снижения вреда». Ни о каком другом итоге такой наркополитики не может быть и речи.

Несмотря на это, авторы считают возможным утверждать доказанность «эффективности метода в предотвращении распространения СПИДа и сужении спектра вреда, нанесенного психоактивными веществами...»

А разве может быть иначе, если (цитирую): «Обеспечивая легкий доступ к доброжелательным, не осуждающим работникам мобильной социальной службы, Международная программа стремится к тому, чтобы поощрять клиентов программ обмена игл и метадоновой терапии изменить поведение и самостоятельно заботиться о своем здоровье — это предполагает либо профилактику СПИДа и гепатита «С», либо освобождение от наркотической зависимости, либо то и другое одновременно». Клиентов действительно поощряют. Только совсем в другом направлении, чему свидетельством вывод, сделаный абзацем выше.

Далее в этой статье дается анализ проблем, отягчающих ситуацию с распространением ВИЧ-инфекции: «Вследствие политических и экономических изменений последних десяти лет возросло как количество лиц, употребляющих психоактивные вещества в форме внутривенных инъекций, так и количество ВИЧ-инфицированных. Общепризнано, что наиболее быстрыми темпами СПИД распространяется в странах, городах и сообществах, которые находятся в наименее выгодном экономическом и социальном положении. Экономическая нужда и зависимость приводят к формированию таких видов деятельности, которые увеличивают риск передачи ВИЧ-инфекции.

В СНГ «отягчающими» обстоятельствами являются:

• Высокий уровень безработицы (иногда достигающий 50% в населенных пунктах, зависящих от одного государственного предприятия) в тех районах, где наличие работы считалась обязательным, усиливает отчаяние, приводит к алкоголизму, употреблению наркотиков и процветанию черного рынка.

• Женщины, которые чаще всего первыми остаются без работы, теряют власть в семьях тем в большей степени, чем больше они экономически зависят от мужчин, и вынуждены поддерживать оскорбительные для них отношения с партнерами, злоупотребляющими алкоголем или психоактивными веществами. В таких условиях у женщин остается меньше возможностей обсуждать тему безопасного секса.

• «Индустрия сексуальных услуг» процветает в основном за счет женщин и мальчиков из пограничных между Восточной и Западной Европой стран. Это, несомненно, способствует распространению СПИДа.

• Ограниченная доступность медицинской помощи. До начала реформ большинство людей могли пользоваться доступной медицинской помощью. Теперь же они вынуждены прибегать к медицинской помощи, которая находится далеко и стоит дорого. В 1997 году исследование, проведенное в Польше, показало, что 40% женщин в течение последнего года не посещали гинеколога.

• После начала реформ распространенность сифилиса растет по экспоненте. Только в одной России в 1996 и 1997 годах зарегистрирован 1 миллион случаев этого заболевания. Вызывают озабоченность заболевания, передающиеся половым путем, потому что они: а) при отсутствии надлежащей помощи способствуют распространению СПИДа; б) являются маркером возможного распространения СПИДа, поскольку венерические заболевания и СПИД передаются аналогичными путями.

• Усиливается влияние религиозных организаций, которые притеснялись при прежнем режиме, что порождает консервативное отношение к сексуальному просвещению и использованию контрацептивных средств, в частности презервативов.

• Огромное количество абортов и браков, вызванных нежелательной беременностью, свидетельствует о распространенности сексуальных контактов, в которых не используются контрацептивные средства.

• Открытие границ привело к тому, что стали возможными контакты между людьми, которые ранее не сталкивались с проблемой СПИДа, и жителями стран, в которых СПИД существует уже определенное время».

Казалось бы, из этого анализа должны следовать и адекватные выводы, способствующие решению этих проблем. Любому здравомыслящему и адекватному человеку ясно, что решить обозначенные проблемы возможно только в случае устранения причин, их вызвавших. Никакие другие методы и способы, не решающие причинных проблем, действовать не будут. Это можно проиллюстрировать примером с эпидемией любой особо опасной инфекции. Возьмем для сравнения, скажем, Средние века и первую треть прошлого века. Как мы помним из истории, периодически возникающие эпидемии чумы и холеры уносили жизни целых городов и небольших государств. В первой трети прошлого века существовали и периодически проявлялись эпидемии тех же заболеваний. Ни тогда, ни в прошлом веке не были известны ни причины возникновения этих заболеваний, ни их источники, ни методы борьбы с ними, но первым и элементарным действием, которое предпринималось для сохранения жизней жителей, было ограничение, выражаясь современным языком, их прав и свобод. Если этот принцип нарушался, население города, страны ждала тотальная гибель. В те далекие времена еще можно было бы говорить о недостаточной информации или её отсутствии как таковой, но с накоплением знаний, открытием возбудителей этих инфекций, их переносчиков, методов лечения, вырабатывались принципы профилактики. К ним относилась изоляция больных и зараженных, карантин для контактировавших, усиливались профилактические, санитарно-гигиенические мероприятия, проводились меры по улучшению социальных и бытовых условий и так далее. В конечном счете, эти мероприятия приводили к ликвидации очага заражения. Ни у кого даже не возникало мысли пренебречь профилактическими мерами, которые ограничивали права и свободы людей, находящихся в зоне инфекции. Какими «гуманными» принципами руководствуются те, кто толкает общества различных стран на пренебрежение и ликвидацию этих профилактических канонов, нагнетая в этих обществах истерию по поводу СПИДа?

«Гуманность» этих принципов очень четко обозначена в «философии» так называемого «снижения вреда»: если ты допускаешь немедицинское употребление наркотиков, то твое безопасное употребление утопично, то есть, ты все равно заболеешь СПИДом и умрешь, или погибнешь от передозировки. Борьба государства с твоими низменными желаниями также утопична. Ну, а коль ты все равно умрешь, то у тебя есть право выбора — умереть от передозировки грязным (немедицинским) наркотиком из чистого шприца, а если тебе общество предоставит право интегрироваться в него, то заразить ВИЧ-инфекцией еще кого-нибудь, чтобы не так скучно было бы тебе умирать. Но, ты не переживай! Мы боремся за твои гражданские права и свободы, поскольку каждый наркоман имеет право на чистый (медицинский) наркотик (лучше, конечно, героин, но сойдет и метадон) и чистую женщину (в смысле, не вирусоносительницу). При отсутствии чистого наркотика, возьми, хотя бы, стерильную иглу. Если не досталось чистой женщины, возьми, на худой конец, презерватив. Не хватило женщин или презервативов, начинай самостоятельно заботиться о своем здоровье, только сначала вымой руки.

Сколько же в этих «принципах» человеколюбия, сколько страданий о его несчастной душе, сколько заботы о его бренном теле! Остается только возрадоваться этому. Правда, несколько настораживает то, что речь идет не просто о человеке, как таковом, а только лишь о «потребителе наркотиков». Почему же тогда эта «новаторская» христианская программа не борется за права и свободы терминальных онкологических больных с их правом на эвтаназию чистым героином из стерильного шприца? Почему такие права и свободы пропагандируются и внедряются для постепенного уничтожения молодого населения и не затрагивают прав пожилого? Или эти программы не христианские? Тогда чьи?

Очень интересными, в связи с пропагандируемыми программами, представляются высказывания Дж. Сороса, которого один автор, пожелавший остаться неизвестным, в своем реферате «Социология наркомании», сданным на кафедру социологии одного из российских вузов и оказавшимся на просторах Сети, обозначил как известного финансиста и филантропа. Так вот, этот известный филантроп в статье «Мнение в дебатах о войне против наркотиков» (“International Journal of Drug Policy”, 1997 vol. 8 no. 4 p. 165), утверждает, что «война против наркотиков не может быть выиграна. Пора отменить самоубийственный запрет». Далее он, в частности, говорит: «Вопрос о наркотиках стал мне интересен в связи с моей работой над концепцией открытого общества. Открытое общество построено на осознании того, что наши действия основываются на неполном понимании проблем, что влечет за собой определенные последствия. Структуры нашего сознания, так же как и общественные институты, несовершенны в том или ином отношении. Хотя совершенство недостижимо, это не должно быть причиной для отчаяния. Напротив, это дает нам безграничную возможность для усовершенствований, нововведений и исправлений. Открытое общество, осознающее свои недостатки, — это более совершенная общественная форма, чем закрытое общество, которое считает, что имеет ответы на все вопросы.

В последние два десятилетия я вложил много энергии и денег в то, чтобы развивать идею открытого общества в бывших коммунистических державах. Но я все больше начинаю уделять внимания стране, которую считаю своей, — Соединенным Штатам, потому что я вижу, что сравнительно открытое общество, в котором мы живем, находится в большой опасности. (В этом наблюдении нет ничего особенного. Отличие открытого общества от закрытого в том, что первое всегда находится в состоянии нестабильности.) Наша политика по отношению к наркотикам влечет за собой массу неблагоприятных, нежелательных последствий. Это, пожалуй, единственная область социальной политики, результаты которой оказались абсолютно противоположными тем, которые были намечены».

Другими словами, разрабатывается концепция и вкладываются деньги такими вот «филантропами», чтобы перевернуть наше стабильное «закрытое» общество и сделать его «открытым» и нестабильным. А, поскольку любое общество можно сравнить с челном, несущимся по бушующему стихией океану, то, естественно, он несовершенен и кое-где дает течь. Это представляет находящимся в нем, выражаясь словами этого филантропа, «безграничную возможность для усовершенствований, нововведений и исправлений». Что делала бы команда этого суденышка, то есть «закрытого» общества? Поскольку она не осознает своих недостатков, она бросится задраивать протекающие места. А команда «открытого» общества, осознающего свои недостатки и преисполненного «осознанием своей более совершенной общественной формой»? Результат, очевидно, будет прямо противоположный. Они кинутся со всего размаха пробивать ломами дно своего суденышка.

Почему бы этому «открытому» обществу с безграничными возможностями для усовершенствований, нововведений и исправлений не обратиться с просьбой к руководителям наркокартелей о прекращении поставок наркотиков? Вот это было бы по-христиански.
 

Заключение.

Маскируясь под защиту прав и свобод употребляющих наркотические вещества, на самом деле программы «снижения вреда» проводят антигуманную и циничную политику геноцида народов. Результат ее действия налицо. За два десятилетия ее существования и активного проведения наркотизация обществ, нарастает и увеличивается количество ВИЧ-инфицированных.

В связи с отмечеными многолетними неудачными попытками снижения немедицинского употребления наркотиков и невозможностью решения других, связанных с этим явлением проблем, какие-либо заявления о доказанной эффективности программ в предотвращении распространения СПИДа и сужения спектра нанесенного психоактивными веществами вреда представляются неадекватными и лишенными всяких оснований.

Вышеизложенное диктует необходимость этической, моральной и юридической оценки обществом деятельности программ «снижения вреда».