Александр Леонидович, согласно статистике в текущем году в Киргизии на 21% снизилось количество наркопреступлений, уменьшилось и количество изымаемых наркотиков. Есть ли повод для оптимизма, и какова, на ваш взгляд, наркоситуация сейчас в Киргизии?

– Наркоситуация в Киргизии зависит от поступления наркотиков двух видов. Первый – это героин, производимый на территории Афганистана. Так вот, раньше мы знали, что существует пропорция один к десяти, то есть, из 10 кг опия готовился 1 кг героина.

Недавно пропорция изменилась и стала один к семи. Специалисты пытаются понять: то ли повысилось качество опиума (в нем больше стало алкалоидов), то ли появились совершенно новые прекурсоры (вещества для производства наркотиков), которые мы не знаем, и которые позволяют улучшить качество героина.

Стоит отметить, что на ситуацию в Киргизии влияет и увеличение наркопосевов в Афганистане. Но я далек от того, чтобы во всем обвинять эту страну. Сказать, что афганские власти ничего не делают, нельзя. Поэтому всегда протестую против подобной точки зрения, как и против совершенно абсурдных предложений легализовать наркопосевы в Афганистане, производить там опиум под мандатом ООН.

Киргизстан, в силу ряда факторов геополитического характера, является страной наркотранзита афганского героина. Через "северный маршрут" по государствам СНГ, включая и нашу страну, идет до 30% всего производимого в Афганистане героина. Остальные 70% проходят по так называемому "балканскому пути" в Европу: через Иран, Турцию и дальше – на Балканы.

Остановлюсь на "северном маршруте": это, в основном, Таджикистан и очень малая часть Узбекистана. Там отрезок границы с Афганистаном небольшой и к тому же очень хорошо охраняемый. Из Таджикистана наркотики идут в Киргизию, дальше – в Казахстан, Россию, Европу. Какая-то часть попадает и в Узбекистан, но уже с территории Киргизии или Таджикистана. Причем, со времен реализации международного антинаркотического проекта ООН "Ошский узел", который осуществлялся в 90-е годы прошлого века, ситуация осталась той же. Могу назвать как каналы наркопоставок трассу "Ош – Хорог", а затем 1200 км достаточно прозрачной границы между Таджикистаном и Киргизстаном.

При этом есть такая криминологическая аксиома – по ходу наркотранзита оседает до 10% всего объема наркотиков. Это – закон для наркомафии: если хочешь держать трассу в подчинении, то оставляй часть груза. Когда все это только начиналось, мы сталкивались с явлением, когда героин распространялся по символической цене, иногда даже раздавался бесплатно. Тогда мы удивлялись, но потом поняли: это делалось для того, чтобы создать сеть торговцев, потребителей, потенциальных курьеров. Наркоторговля ищет своих сподвижников, на которых всегда можно рассчитывать, тех, кого можно подсадить на иглу, и такой человек уже никуда не денется. Тут важна высокая степень доступности готовых наркотиков. То есть, так много героина, что цены на него предельно низкие. Купить за 50 сомов ($1,3) чек может позволить себе любой. Когда-то мы говорили, что нужно $15-20 в день, чтобы обеспечить себе дозы наркотика, а сейчас нужно всего $5-6. Цены падают.

Еще один фактор – собственная сырьевая база. Это уже более контролируемый, более мягкий фактор. С этим мы имели дело с советских времен. Имею в виду дикорастущую коноплю. Это – Иссык-Кульская и Токтогульская котловины, Чуйская область. Там ее растет много. Когда в середине 90-х годов по программе ООН обследовался Киргизстан, то эксперты установили 6,5 тыс. гектаров территории, пораженных дикорастущей коноплей. Сегодня стало доходным бизнесом, когда за той или иной плантацией, ущельем закреплены порой целые села, они заготавливают коноплю, и чужих туда не пускают. В этом году тревожная тенденция усилилась. Начались сопротивления сотрудникам милиции, которые уничтожают наркопосевы. Раньше даже помыслить было невозможно, что на вооруженного офицера или спецназовца будут нападать. Но вдруг, во время очередного рейда, милиция пришла, а там уже вооруженные люди, которые говорят: "Уходите. Это то, чем мы кормимся". Сейчас это стало почти рядовым явлением. Нападения были в Таласе, на Иссык-Куле, после чего министр внутренних дел дал указания применять ответную силу.

В 1990 году я был начальником республиканской службы по борьбе с наркобизнесом. Информации не было, за исключением собственных контактов. Я звонил в Таджикистан, и мой друг рассказывал, что происходит: поехали уничтожать посевы, нас обстреляли, упал вертолет. Приехали в другое место, там конники обстреляли, прямо из калашникова. А ведь тогда еще не было речи о таджикских событиях, только все начиналось. Сейчас, когда мы обсуждали события, я сказал, что эта тенденция – очень серьезная, и если сейчас не пресечь, то перерастет в нечто большее. Надо пресекать такие попытки, возбуждая уголовное преследование, доводя дело до суда.

Столкнулся ли Киргизстан с проблемой употребления синтетических наркотиков?

– Когда-то "лицо" киргизского наркомана было "конопляным". До 90% всех наркотиков составляли наркотики каннабисной группы. И очень мало было опийной наркомании. Сейчас (с 90-х годов) пропорции изменились: опийная наркомания значительно превалирует, идет героиновая эра. Сначала мы удивлялись – 5 кг изъятия, потом стало 50 кг, а сейчас и того больше.

Что касается синтетических наркотиков – периодически они появляются в Киргизии, но в целом не влияют на наркорынок. Есть стимуляторы, амфетамины, в основном российского и балтийского производства. Небольшие партии не делают проблемы на рынке. В основном они распространяются на дискотеках среди молодежи. Но, повторюсь, это – проблема небольшая. Распространять синтетические наркотики у нас нет смысла, поскольку есть достаточно дешевый героин.

Другое дело – профилактика ВИЧ. Во многом, в результате нашей пропаганды совместное использование игл и шприцев уйдет в прошлое. Немодным станет употреблять героин в группе, устраивать совместные "попойки", как говорят наркозависимые. И тогда во множестве появятся наркотики синтетические. И проблемы с ними возрастут многократно.

Сегодня на территории Центральной Азии действуют транснациональные наркогруппировки. С кем сотрудничает Киргизстан для предотвращения этой угрозы и как можно оценить уровень сотрудничества в рамках ШОС?

– Процесс сотрудничества прошел уже несколько этапов. Когда наркомафия только отрабатывала свои новые маршруты из Афганистана, я выезжал туда, поэтому хорошо знаком с процессом. Тогда налаживались связи между странами, задерживались преступные группировки, но все было разрознено. Сейчас существуют международные синдикаты, которые берут на себя все вопросы: от финансирования наркоплантаций в Афганистане до реализации наркотиков на улицах, скажем, Гамбурга. Это – огромный риск, но это и огромные деньги. Ведь, для сравнения, если в приграничных афганских районах 1 кг героина сомнительного качества можно приобрести за $700, чистого – до $1000, то в Гамбурге на продаже дозами можно заработать уже $120 тыс. Такие синдикаты действуют. Киргизия, повторяю, в силу своего географического положения втянута в этот процесс. Отмечу особо, что при этом Киргизия – страна-транзит, не производитель и не потребитель по большому счету, несмотря на дешевизну. В ней все-таки мало потребителей. Поэтому я и призываю своих коллег бороться с транзитом, а все остальное – вторично.

В наркоборьбе победить нельзя, это явление – социальное, и будет существовать так же, как, например, бедность. Поставив заслоны, мы не победим, но будем по-прежнему контролировать ситуацию. Сил хватает, есть государственный комитет национальной безопасности, агентство по контролю наркотиков, МВД, таможня, погранслужба. В Киргизии порой даже больше структур, чем на Западе. И западные коллеги говорят: у вас слишком много агентств, которые занимаются наркоборьбой. Но нам требуется координация действий, а сокращать количество структур нельзя. Отдав все в одни руки – мы поступим опрометчиво.

Киргизии нужен закон, который бы четко определил, кто за что отвечает в этом процессе. Есть великолепный закон о терроризме, в котором четко прописано. То же самое нужно сделать в сфере противодействия наркообороту.

Сегодня 85% результата всей борьбы с наркобизнесом дает милиция, при том, что технически оснащена она гораздо слабее других антинаркотиковых служб, и зарплата ниже. Бывает так, что одно ведомство ведет разработку, почти накрывает всю цепочку, вдруг другое ведомство вмешивается, разваливает всю операцию. Итог – результаты мизерные, а между ведомствами начинаются разборки. Все от того, что нет достаточной координации. Механизм есть, надо его только отработать. Если 85% дает милиция – надо думать, как помогать ей, поднимать ее престиж.

Что касается взаимодействия на международном уровне, его достаточно. И в рамках ШОС, и ОДКБ. Здесь лидирующая роль принадлежит России. Она выступает как разработчик операций, она помогает обучать кадры, дает технику. Россия делает многое. Но она и первая, кто заинтересован в этом. Потому что, по моим сведениям, повышение уровня жизни в России в последние годы делает ее привлекательным крупным наркорынком. Особенно крупные промышленные регионы, мегаполисы – там уже много наркотиков. И это очень большая проблема для России.

Во время бишкекского саммита Киргизия подписала соглашение с Китаем по борьбе с наркотрафиком. Мы давно получали информацию, что наши наркотики проходят очень интересно. Граница с Китаем на Памире размыта. И наркокурьеры делали крюк, обходили посты, окольными путями заходили в Китай, а затем возвращались на киргизскую и таджикскую части уже с китайской территории под меньшим контролем. Мы обменивались информацией с китайскими партнерами, проводили совместные операции, они задерживали наших граждан с наркотиками.

Сейчас проводятся различные международные операции на всех уровнях и весьма эффективно. Законодательная база международного сотрудничества соответствует моменту. Ведется оперативная, аналитическая проработка этого вопроса.

Уже два года на таджикско-афганской границе нет российских пограничников. На ваш взгляд, их вывод из соседней страны увеличил число наркопоставок?

– Когда выводили российских пограничников, я как раз работал там. В самом начале, когда только ушли россияне, мы ощутили увеличение потока. Но потом ситуация выровнялась. Наверное, таджикские коллеги начали относиться к этому вопросу более серьезно, выросла их выучка, профессионализм. Не думаю, что присутствие российских пограничников как-то усилило бы антинаркотический заслон.

Бытует мнение, что всплески политической нестабильности в той или иной стране региона – знак, что надо перевезти очередной крупный груз наркотиков. Как вы считаете, насколько связаны эти два явления?

– Наркомафия не заинтересована в стабильности: что в Колумбии, что в "золотом треугольнике", что здесь. Везде разыгрывается один и тот же сценарий. Им неинтересны ни фашисты, ни коммунисты, потому что ни те, ни другие наркомафию не потерпят. Либо с режимом надо сотрудничать, либо воевать. Но я не связывал бы напрямую нестабильность с необходимостью провести очередной груз, хотя, конечно, наркоденьги участвуют в ситуации, чтобы раскачать ее.

То, что происходило, например, в 1999-2000 годах в Баткене – была наркоразведка. Тогда ставилась цель – пробить новые трассы, заложить схроны с наркотиками, оставить их на будущее, чтобы потом можно было по спокойной дороге вывезти. Когда потом в местах боев шла отработка, прочесывание местности, не раз находились схроны, где были заложены паспорта, оружие, наркотики – такой "джентльменский" набор. И вот недавно нашли схрон ИДУ (Исламское движение Узбекистана) с литературой экстремистской, а там еще и оружие, и наркотики. Не хотел бы никого огульно обвинять, но раньше говорили, что сторонники "Хизб ут-Тахрир" тоже занимаются наркоторговлей, но фактов не было. Талибан – да, это неопровержимо. Усама бен Ладен в Чечню закидывал и наркотики, и деньги на оружие – эти факты неоспоримы. А вот "Хизб ут-Тахрир", идеологическая партия, она вроде не занималась этим. Сейчас ведется расследование, и если подтвердится причастность "Хизб ут-Тахрир" к наркоторговле, то тогда это существенно поменяет отношение к этой партии, к этим людям.

Особый вопрос – участие в перевозке наркотиков людей в форме. На слуху немало громких задержаний, когда порой и бывшие сотрудники АКН или даже высокопоставленные персоны "крышуют" или были замечены в этом.

– Были задержания с крупными партиями наркотиков чиновников, были задержания и дипломатов, которые на машинах с дипномерами провозили героин. В этой сфере крутятся огромные деньги, и они размывают понятия нравственности, устои. Один из российских исследовательских центров опубликовал шкалу опасностей, которые несет с собой наркоэкспансия. И в этой шкале одна из самых серьезных опасностей – наркокоррупция. Потому что наркомафия всегда готова платить больше. Когда говорят, что одна из причин процветания коррупции – маленькие зарплаты чиновников, милиционеров, есть ответ – да, наверное, это влияет. Но даже там, где будут платить большую зарплату, наркомафия всегда будет платить больше. Надо думать о чем-то другом, в человеке должен быть внутренний моральный стержень, должна быть гордость за свою профессию, должно быть за державу обидно, как говорил таможенник Верещагин, отказываясь от денег в "Белом солнце пустыни".

Сказать, сколько случаев наркокоррупции у нас сегодня – не могу. Но тут и там слышу, что многие "оборотни", многие "шакалы в форме" и "крышуют", и участвуют в различных разборках. Сейчас Киргизстан принят в американскую программу "Вызовы тысячелетия". Выделяется несколько миллионов долларов на реформирование структуры внутренних дел, и одно из направлений – это реформирование Службы собственной безопасности, так называемой "полиции за полицией". Она реформируется, вводится институт защиты свидетелей, чтобы, в том числе, противостоять и оборотням в погонах.

Немало было разговоров об ужесточении законодательства в сфере борьбы с наркобизнесом. Одни эксперты считают, что в Киргизии одно из самых либеральных законодательств, другие придерживают противоположного мнения. Как вы считаете, надо ли менять законы в сфере контроля наркотиков?

– В июне этого года был подписан закон в области гуманизации Уголовного кодекса, в том числе и по наркотикам. На мой взгляд, сделан революционный прорыв. Ужесточено наказание за наркотрафик, за сбыт наркотиков, за производство, за вовлечение несовершеннолетних. Но само потребление наркотиков в Киргизии давно декриминализировано. Сейчас, чтобы привлечь наркозависимого к уголовной ответственности, надо в течение года привлечь его сначала к административной ответственности, то есть применяется так называемая "административная преюдиция". Сейчас предусмотрено, что если кто-то задерживается с небольшим количеством наркотиков, то сначала должен заплатить штраф, пройти общественные работы, а потом, если в течение года его опять задерживают, то можно привлекать к ответственности уголовной. Главная причина такого шага – это, конечно же, профилактика ВИЧ, ведь до 70% инфицированных в Киргизстане – это наркоманы. Наркозависимые – они же люди, вступают в контакты с женщинами, с мужчинами, передавая ВИЧ уже половым путем. И сейчас, смягчив законодательство, наркозависимый уже не будет бояться, что его арестуют, он выйдет из подполья, он пойдет к врачу.

В 90-е годы я писал статью "Закатанные в асфальт", мы исследовали "наркоконтингент" в Оше и поражались тому, насколько замкнутой была эта категория людей. Наша группа ездила на Запад и видела, как открыты эти люди там.

Наркозависимые приходят к врачам, консультируются, получают метадон. Они перестают быть обузой для общества, источником социальной напряженности. Ведь, чтобы купить, ему надо украсть, а метадон снимает эти проблемы. Я вновь говорю о программе снижения вреда, потому что являюсь сподвижником программы заместительной терапии, обмена шприцев и игл. Сейчас она является в некотором роде панацеей, до тех пор, пока не придумано лекарство от ВИЧ-СПИДа.

Мы ездили по тюрьмам и проводили исследования. Результаты очень удивили нас: 70% всех уголовных дел, возбужденных по отношению к задержанным с наркотиками, возбуждены по факту задержания с менее 1 грамма. Тюрьмы забиты наркопотребителями, которые сидят по третьему-четвертому разу. Им дают 7-9 лет за это.

Не говорят ли маленькие дозы о том, что их могут иногда подбрасывать сотрудники милиции?

– Не хочу никого обвинять, наверное, бывает и такое. Но не думаю, что это массовое явление, и стоит бить тревогу. Не надо демонизировать милицию, она и так достаточно очернена. Милиция – это лишь зеркальное отражение того, что происходит в обществе.

Нас всегда учили, что наркоманы – враги. Теперь даже термин взяли – наркозависимые, чтобы избавиться от слова "наркоман". Мы сейчас милиции объясняем, что не надо из него лепить образ врага. Воюй с наркокурьерами, теми, кто перевозит, кто торгует, а тех, кто потребляет – оставь врачу, социальному работнику. Мы проводим курсы для милиционеров, единственные в СНГ, разработали учебник. Институт открытого общества подготовил курс толерантности к наркозависимым, по нему будут сдаваться экзамены. А раньше ведь воспитывался только образ врага. Чем больше их спрячешь за решетку, тем лучше. Я сам делал это, наверное, сейчас как покаяние, помогаю выбраться из болота.

К сожалению, Россия никак не повернется к этой проблеме лицом. Часто слышим: вот мы плодим наркоманов, а снижение вреда – это ерунда. Видимо, петух еще не клюнул. Но когда количество перейдет в качество, то это будет куда большая проблема.

В Киргизии одно время поговаривали о возможности легализации "легких" наркотиков как средства снятия напряженности в сфере наркопотребления или о том, чтобы использовать опийный мак как средство для расчета с внешним долгом страны. Как можно относиться к подобного рода инициативам?

– В Киргизии вопрос легализации "легких" наркотиков не поднимался на законодательном уровне никогда. Да, на западе это модно, ссылаясь на опыт Голландии. Лично мое мнение – за этим будущее, потому что, на мой взгляд, мир свободный от наркотиков – это утопия. Но если спросите: надо ли это делать сейчас – отвечу категорически отрицательно. Ни в Киргизии, ни в России. На то есть целый ряд причин.

Что касается опийного мака... На заре суверенитета, ряд экономистов-практиков обратились с предложением к президенту Аскару Акаеву: мол, давайте восстановим посевы опийного мака и сможем быстро поднять нашу экономику, расплатиться с долгами. Но возникли серьезные сомнения, и была создана рабочая группа, которая очень серьезно и с разных сторон изучала этот вопрос. В результате мы пришли к заключению, что дешевле будет сажать картошку. Потому что даже если мы посеем этот опиум, то сразу войдем в конфликт с международными обязательствами, которые Киргизстан принял на себя, конфронтацию со странами производителями, потому что лишь 8 стран сегодня производят опиум по мандату ООН. Пришлось бы применять демпинговую политику, сбивать цены, а рынок опия уже перенасыщен. Развитые страны, у которых хватает средств на использование новых анальгетиков, уже давно не пользуются опиумом.

Синтетические анальгетики не вызывают привыкания. Они дорогие, и пока Киргизстан не может их себе позволить, а США свободно уже пользуются ими. Я видел это в Косово и наркотиком это уже назвать нельзя. Значит, оставалось продавать опий по низким ценам для третьих стран.

Например, в Австралии, на острове Тасмания весьма ограниченное пространство, охрана на высшем уровне, высокие технологии. Если вложить деньги в настоящую охрану, ту, какая сегодня требуется, и в современные методы уборки сырца, то опий будет просто золотой. Есть, конечно, вариант дедовским методом надрезать коробочки, но тогда, однозначно, большая часть урожая уйдет на черный рынок.

Наша группа все это изложила и было принято решение, что подобное недопустимо ни с дипломатической, ни с экономической, ни с моральной точек зрения. Дешевле сажать картошку. Однако периодически проблема поднимается, в том числе и на международном уровне.

Дважды я выступал в лондонском Вилтон-парке, где собираются эксперты по самым различным поводам под девизом: "Профессионализм вне политики". Рекомендации Вилтон-парка используют многие. Я участвовал во встречах о посевах опия в Афганистане. И там приходилось слышать мнения о том, что единственный способ борьбы с наркопосевами в Афганистане – это их легализация. Давайте заберем мандаты у других стран и отдадим Афганистану. Если такое случится, то мы пойдем на поводу у наркомафии и она победит в итоге. Завтра это начнут делать соседние страны и скажут: "А почему там легализовали, а у нас нет?".

На ваш взгляд, что надо сделать в первую очередь, чтобы уменьшить количество наркокурьеров, и какой бы прогноз вы дали на будущее о ситуации с наркоторговлей?

– Пока такая ситуация в Афганистане будет, пусть и с усилиями правительства страны, но ничего не изменится. Правительство предложило много проектов по замещению опийного мака. В мае Афганистан обратился к международному сообществу с просьбой помочь перепрофилировать опиумные посевы на другие сельскохозяйственные культуры. Например, запретили импорт риса, чтобы местное население выращивало, сократили импорт пшеницы. По сути, правительство обрекает свое население на дополнительные лишения, чтобы сократить посевы опийного мака. Сейчас начинает выполняться проект по выращиванию шафрана. Этот корень используется в кулинарии и стоит очень дорого. Согласно статистике около 3,3 млн. человек из 25 млн. жителей Афганистана тем или иным образом вовлечены в производство наркотиков. В Афганистане создано спецминистерство по борьбе с наркотиками, спецсилы. Но страна бедная. В разговоре со мной в Вилтон-парке "антинаркотиковый" министр Афганистана рассказал, что, например, только 6% афганцев имеют доступ к электричеству. Это на бытовом уровне. О промышленном уровне вообще не говорю. И пока там это происходит – проблему не решить.

Также как и не решить силовыми методами. Особо отмечу предложение президента России Владимира Путина, который подчеркнул, что надо создавать пояса безопасности вокруг Афганистана не только силовые, но и финансовые. Надо отслеживать счета. Это самый продуктивный метод борьбы с наркомафией – замораживание счетов. Как только перекрываются счета, теряется смысл. Не из чего будет поддерживать терроризм, ведь он поддерживается во многом благодаря деньгам наркомафии. И, конечно же, социальная работа в Афганистане. На саммите в Бишкеке было принято решение специальной группе "ШОС-Афганистан" перейти от слов к конкретным рекомендациям.