"Зона особого внимания"

В колонии приезжать всегда тягостно. В подростковые тем более. Что может быть хуже внезапно прерванного детства? Детских глаз, наблюдающих закат солнца, сквозь решетку? Взрослый недогляд – детская трагедия. И нередко на всю жизнь. Хотя, любой из нас, взрослых, знает неписаную родительскую истину – всю жизнь ребенок, сколько бы ему не исполнилось лет, должен находиться в зоне нашего особого внимания.

Девушки, девочки-подростки, малолетки... Почти дети. Еще вчера школьная парта, куклы, беззаботность... Сегодня серая одинаковая одежда, одинаковая еда и один строй. Много лет назад почти их сверстницы тоже в одинаковой одежде становились в один строй – защищать родину от врага. От нынешних родина пытается защитить других своих граждан. Колючей проволокой и крепкими решетками. Эти малолетки-преступницы.

... Алене 17 лет. 15 из них она прожила в маленьком зеленом городе Лисаковске. Там сегодня живут мама, отчим и младший братишка. Алена была круглой отличницей и активной общественницей в школе. О ней учителя многозначительно говорили – "интеллект!" Алене прочили большое будущее. А выразилось оно в большом сроке заключения – 11 лет.

– У меня убийство без умышленного, без мотива, без ничего, – признается Алена, – как бы издержки возраста. Так получилось, что связалась не с той компанией. А этот человек попал под горячую руку.

– А кого вы убили, за что?

– Он мне родственник, когда-то жил с моей бабушкой, потом они разошлись. Он пил, жил один. Мы решили сходить к нему. Я хотела подругу пристроить, чтобы она пожила у него. Она с мамой поругалась. Произошла словесная ссора. И мы его убили. Сначала просто били сковородкой, бутылками пустыми. Потом, душить начали. Умер он от удушья. Потом уже в мертвое тело нанесли еще несколько ножевых ударов.

Слушать такой рассказ из уст 17-летней девушки страшно. Страшно наблюдать ее спокойствие и нераскаянность. Нет даже намека на смущение. Даже легкого волнения. Алена сразу согласилась на интервью. Не просила изменить имя. Не было и вопросов, на которые девушка не хотела давать ответа. Особенно меня волновал один.

– Алена, а не хотелось в определенный момент остановиться, вы же понимали, что вы человека убивали?

– Остановиться хотели в какой-то момент. Но потом подумали просто, а что же будет если мы вот сейчас остановимся? Да и спохватились уже тогда, когда он был мертвый.

– А что вы сделали с его телом?

– Ничего, просто завернули в шторы и оставили в его же квартире.

– Вы до этого выпивали или наркотики употребляли?

– Абсолютно трезвые были, все четверо.

... Все четверо – за решеткой. Сегодня. А в те дни, когда шло следствие никому и в голову не приходило – убийцы – девушки-подростки. Единственная совершеннолетняя участница кровавой бойни признана невменяемой. Все 3 подельницы отбывают срок заключения в исправительно-воспитательном учреждении ЛА-1554. Точнее, в специальном участке-блоке для несовершеннолетних заключенных.

У всех, кто в этом блоке много общего – одежда, еда, постель. Наверное, даже сны и мечты одинаковые. Если только желание мечтать не пропадает. И даже будущее. Оно за окном, за которое смотрят каждый день. Там взрослая зона. Туда уходят после 18 ... И все-таки они разные.

– Я попала не в тот, не в свой круг общения, – смущаясь, начинает свой горестный рассказ Люба, – и только здесь, в зоне, все поняла и осознала, как неправильно я жила.

Люба стесняется, стыдится. Хотя никто из близких и знакомых не слышит Любиных откровений. В ее родном городе Рудном не будет новых пересудов и новых маминых слез. И все равно стыдно. Рассказывать горькую правду чужому человеку. Смотреть в глаза. Она виновата. Она преступница.

– Мне хотелось просто какой-то другой жизни и я начала под этих людей подстраиваться, доказывать что я не хуже их. Так я начала употреблять наркотики. Начались в семье ссоры. А мне просто хотелось красивой жизни. Обычно так же все наркоманы говорят, что красивая жизнь в наркотиках. Кололась я, к счастью, не долго. Вовремя мама спасла.

За что попала за решетку Люба рассказывать не хочет. В приватной беседе упомянула только о новом кайфе после наркотиков – алкоголе. Для нее это был другой путь к красивой жизни. А так хотелось вырваться из серости и постоянной будничности своего маленького городка! Пьяная дорожка и привела за решетку. Люба с подругой сели за вымогательство. А вымогали – водку на похмелье! Расплата 17-летней девушки – 3 года неволи, разочарования и даже предательства. Сейчас от Любы отвернулись все друзья и знакомые. Девушку поддерживает только мама.

Мам здесь вспоминают постоянно. Каждый день. А кого же еще вспоминать?

– Зачастую их ругаешь, злишься, – рассказывает воспитатель отряда Зоя Котовская, – сердишься на них, но все равно жалко. Это дети же. Они не всегда находились в местах лишения свободы. Они тоже когда-то находились в своих семьях, в своих домах. Иногда укладываешь их спать после отбоя, свет выключаешь и слышишь, кто-то в подушку ревет. Подойдешь, погладишь, уткнется к тебе в грудь, как будто к родной маме.

А многие никогда не знали маму. Большая часть девчонок так называемые "трудные", из неблагополучных семей. Родители – алкоголики, наркоманы, бомжи или тоже преступники. Зона для таких – дело семейное, понятное, как бы само собой разумеющееся. Не шокируют решетки, отбои, проверки... Это словно своя среда, без которой не обходились родители и ты тоже не можешь не попасть в эту колею. В зону... Где грубость привычна.

Здесь, в зоне, другая жестокость. В борьбе за выживание. За свое "я". Но жестокость на воле – страшнее, опаснее. Она первична. Она приводит к преступлению. Она питает жестокость в зоне, как талая весенняя вода землю. И уже не оттаять душе, не пробудить ни солнечного лучика, ни зеленого ростка. Душевное оледенение приходит с воли, тянет в себя широким шлейфом все больше подростков и детей.

Зоя Котовская работает с подростками-преступницами 10 лет. И признается, что с годами они становятся более жестокими. Еще несколько лет назад из 100 ее воспитанниц только 5 были осуждены за тяжкие преступления. Сегодня из 45 человек таких 10 .

Истоки детской жестокости понятны. Их можно назвать индикатором жизни общества. Хуже, горше, беднее стали мы жить. Я говорю о духовности. О том, что всегда во все времена делала человека человеком... А за колючкой, все только обостряется, обнажая самую суть. Суть воспитания, любви, ответственности и понимания. От взрослых – к ребенку.

Я смотрю на Алену и Любу. Ровесницы. Стройные, красивые. А какая между ними пропасть! Почему она образовалась? Истоки, конечно же, в семье. Алена воспитывалась в неполной семье, потом появился отчим. Девочка отлично училась в школе. Видимо, мать перестала внимательно относиться к дочери. Решила – ничего с ней не может случиться. А случилось... Еще до убийства. Подобрать к этому точное выражение сложно. Наверное, просто черствость к людям, озлобленность и жестокость в ответ на свою заброшенность. И никаких угрызений совести, даже после убийства человека.

– Алена, ты жалеешь об этом?

– Врать не буду. Но сожаления у меня нет.

– Это был человек очень нехороший?

– Нет, человек он был хороший. Но сожаления у меня нет.

Люба жила в других условиях. Знала и материнскую ласку и отцовскую заботу и внимание старшей сестры. Переломным оказался момент, когда сестра вышла замуж, отец потерял работу, а мать проводила дни в горестных переживаниях. Тогда хотелось не приходить домой, забыться, где-то найти понимание. Нашла на улице. А там наркотики, водка, воровство... Хотелось красивой жизни из красивых зарубежных фильмов. Понимала – это только грезы и сбываются они только под кайфом.

– Люба, справедливо, что ты здесь находишься? Ты это осознала?

– Да, я осознала. Я очень многое тут осознала.

– А что именно?

– Я поняла, для чего дана жизнь человеку...

Здесь девушки переосмысливают, передумывают, каждый по-своему. Но важно сейчас помочь им понять свои ошибки. А кто помогает? В учреждении ЛА-155/4 сегодня 45 девочек-заключенных. Есть воспитатели, психолог. Случается, приезжают правозащитники и общественники. Самые частые гости и, пожалуй, единственные спонсоры – религиозные организации. Это и есть расцвеченная красками жизнь зоны. Без особого внимания.

...Я смотрела на этих девочек – будущих жен, будущих матерей, и думала какими они выйдут на свободу? Что их ждет и что ждет тех, кто окажется рядом ними?

– Я в принципе духом не падаю, – говорит Алена, – освобожусь, я еще молодая, вся жизнь впереди.

– А чем ты хочешь заниматься в жизни?

– Коммерцией.

– Почему?

– Хочу много зарабатывать.

– А на что ты деньги будешь тратить?

– На красивую жизнь.

– Красивая жизнь – это какая жизнь? Что ты в это понятие вкладываешь?

– Ну, хорошая квартира, машина, вещи. Ну, что нужно вообще для жизни нормальной.

– А ты будешь поступать в институт?

– Нет, того, что я знаю, мне хватит.

Ответы Любы на те же мои вопросы противоположные.

– Когда я выйду отсюда я начну совершенно другую жизнь, потому, что я поняла многое. Надо получать образование, а не заниматься тем, чем я занималась раньше.

– Будешь куда-то поступать учиться?

– Обязательно.

– Ты хочешь иметь детей?

– Я хочу иметь семью. Выйти замуж, родить ребенка. И больше никогда в жизни не оступаться.

Алена и Люба думают по-разному. Это, наверное, нормально. У каждого свой путь в жизни. Но не повернет ли этот путь снова за колючку? Ведь что ждет этих девушек по возвращению домой? Особенно Алену, которой сидеть еще долгих 9 лет? Единственное светлое пятно –родители. Будут ли готовы девушки принять другую жизнь, принять волю, не опьяниться ее свежим воздухом?

Бывшие заключенные должны находиться еще некоторое время под особым вниманием. И не только правоохранительных органов. Реабилитационные центры, специалисты-психологи, гарантированное рабочее место... Это и есть адаптация к новому жизненному руслу. И она должна быть бесплатной. Я думаю, разработчики государственных программ должны учитывать это. Ведь если бывшие заключенные не окажутся на воле в зоне особого внимания, они так и будут возвращаться за колючку.