Краткая творческая биография. Закончила музыкальное училище при консерватории, учится на четвертом курсе консерватории, совершенствуется на фортепиано, вторая специальность  – орган. В силу специфики факультета изучает и историческое фортепиано, так называемый молоточковый клавир (дедушка современного рояля), клавесин, клавикорд.

Музыкой начала заниматься с детства. Как водится, стараясь развить свое чадо, мама отдала Настю на танцы и музыку. Но так как Анастасии, по ее собственным словам, "было лень растягивать шпагат", она решила заниматься на рояле.

–  Настя, Вы с удовольствием занимались музыкой?

А. Ч.: Заниматься, естественно, мне не очень хотелось. Но поскольку мама у меня в этом отношении строга, приходилось мириться с необходимостью. Она даже говорила, что общеобразовательная школа менее важна, чем музыкальная, поэтому всякие мои увертки и попытки не заниматься пресекались на корню. Как только мама чувствовала неладное, она тут же звонила моей учительнице, Ларисе Михайловне Соловьевой, замечательному музыканту, и та очень мягко, в силу своей интеллигентности, говорила, что "Настя запустилась". Я довольно быстро все исправляла... Это естественно, ребенку свойственно заигрываться, а музыка  – это работа даже в детстве.

–  И насколько легко Вам давалась музыка в детстве?

А. Ч.: В детстве как раз достаточно легко. Особенно музыкальная сторона этого дела. Потом был период довольно сложный. Но я тогда уже была взрослая, да и в училище деваться некуда было, к счастью. Мы слушали очень много музыки. Преподаватель по так называемой музлитературе, Ирина Михайловна Молчанова, о которой я до сих пор вспоминаю с теплотой, читала фантастические лекции: артистичные, полные, удивительно интересные. Постепенно багаж накапливался, планка поднималась, и довольно сложно было со всем справляться.

–  Когда Вы стали давать концерты?

А. Ч.: В сборных концертах мы участвовали еще в музыкальной школе, в училище есть классные вечера, на которых педагог по специальности представляет своих студентов. Я очень любила эти вечера. Это не было соревнование, все свои, играешь для своего профессора. В принципе, все мои учителя были замечательными людьми, и играть всегда было в радость.

–  А персональные концерты?

А. Ч.: Где-то лет 6 назад, сразу после училища. Выступления в основном проходили в музеях: Бахрушинском, Толстого... У нас много таких мест, где можно обыгрывать программу. Езжу за город, играю в Коломне очень часто, ездила в Крым, в Ливадию с органной программой. Естественно в консерватории выступаем, в рамках классных вечеров. Возможно, в октябре организуем совместный с французскими органистами концерт.

–  У Вас довольно взрослая дочь. Как совмещается музыка и воспитание дочери?

А. Ч.: Если отдаваться полностью воспитанию дочери, то о музыке, конечно, придется забыть. Но мне очень помогает мама. Если заниматься ребенком и вести хозяйство, то совместить это еще и с музыкой, я просто уверена, невозможно. Тем более что у меня два основных инструмента, соответственно, в два раза больше надо проходить материала. Не говоря уж о других дисциплинах, теоретических.

Я со своей стороны контролирую ее (дочь) с точки зрения музыкальной, и часто уроки мы делаем вместе.

–  Не скучает дочка по маме?

А. Ч.: Она тоже очень сильно занята. Она ходит в музыкальную школу. Поэтому ей не до скуки. Потом, она очень много читает. Сейчас этот вот Гарри Поттер  – целый мир.

–  Не страдает общее образование из-за занятий музыкой?

А. Ч.: Я глубоко убеждена, что у ребенка, помимо общеобразовательной школы, должно быть еще что-то. У детей свободен целый день, и лучше, чтобы ребенок был занят чем-то, чтобы оставалось меньше времени на влияние двора и безделье. Просто у ребенка должны быть обязанности, которые он бы выполнял и с детства приучался быть обязательным человеком. Необходимо направить ребенка в какое-либо русло, к которому он наиболее всего расположен.

–  Вы говорили о влиянии двора. Наверное, Даша все же гуляет во дворе, на улице. У нее есть друзья... А она знает что-то о наркотиках?

А. Ч.: Друзья у нее есть, конечно. Но наиболее тесно она общается с моей племянницей. Они почти ровесницы. Обе занимаются музыкой. Такого, чтобы она пропадала во дворе, нет. Ну и потом, возраст, наверное, еще не тот. Опасный возраст будет чуть позже. (Даше 9 лет). Я ее не изолирую, конечно. Просто у нас здесь и детей-то почти нет.

Она, конечно, в курсе, что такое наркотики. Родителей в школе сразу же предупредили, что детям нужно запретить брать что-либо у незнакомых людей. Потому что живем в центре, место довольно опасное.

–  Т. е. Вы уже сказали Даше, что такое наркотики, чем это грозит?

А. Ч.: Да.

–  Девять лет  – это не рано?

А. Ч.: Ну а что делать, если я привожу в 6 лет ребенка в школу, и учителя и администрация прямо предупреждают об опасности...

–  Как она восприняла эту информацию?

А. Ч.: Ну она усвоила, что нельзя брать ничего у незнакомых людей. Естественно, я не стала рассказывать всякие ужасы. Просто в мягкой форме рассказала о том, что это очень плохо.

Есть такой возрастной период у детей, когда они наиболее впечатлительны. Вот именно тогда стоит рассказывать и показывать. Одной из моих подруг, когда ей было около 14 лет (мы взрослели все-таки чуть позже, чем нынешние дети), мама показала фильм. Так вот после этого показа у нее, по ее же словам, отбило всякую охоту что-либо пробовать. Детская впечатлительность, восприятие образов сыграло свою роль.

–  Мне хотелось бы поговорить об акции, в которой Вы не так давно участвовали. Было заявлено, что акция благотворительная, деньги, вырученные от продажи дисков, пойдут на развитие музыкальных школ и в приюты для детей, страдающих наркоманией. А как Вы относитесь к этой проблеме?

А. Ч.: Здесь вряд ли возможны варианты. Но, я повторю, чем больше у ребенка занятий, тем он меньше подвержен этому. Я думаю, что наркотики все же заполняют определенную пустоту: нелюбовь родителей, окружающих детей, отсутствие занятий. А чисто внешняя сторона... Страшно, конечно. Потому что могут ведь и насильно приобщить... И бороться с этим нам возможно только одним, я считаю, путем  – развивать ребенка, быть к нему внимательнее, ближе, так, чтобы ребенок чувствовал, что он не один со своими проблемами. Сейчас и время как-то изменилось.

А к самим наркоманам... Наркоман  – это больной человек, которого надо лечить. Я не знаю, реально или нет вылечить от наркомании, но, по крайней мере, надо пытаться. Безусловно, в большей степени это зависит от человека, от его силы. И чем страшна детская наркомания  – тем, что человек еще не сформировался.

–  А как Вы думаете, почему за последний, буквально, год отношение общества к наркоманам и ВИЧ-инфицированным стало очень агрессивным?

А. Ч.: В принципе, это не просто отношение к наркоманам и больным СПИДом. Для того чтобы это понять, достаточно войти в наше метро. Люди друг с другом не могут нормально общаться. Такое ощущение, что мы озверели. То ли это вседозволенность, то ли безнаказанность. Нет тормозов. Мы ничего не боимся. Мы знаем, что проблемы решаются с помощью денег. Идешь по улице и слышишь один мат. Я признаю, что мат  – неотделимая часть русского языка. Но раньше было понятие приличия. Сейчас его нет. Т. е. это общее бескультурье, общая тенденция. Так что это не только отношение к наркоманам и ВИЧ-инфицированным. Не знаешь чего ждать. Совершенно обычный нормальный человек может нахамить, нагрубить...

Я еще думаю, что очень многое зависит от средств массовой информации... То, что у нас транслируется по телевизору, то, что появляется в печати, взять хотя бы одни только заголовки... Сплошные сплетни, перетряхивание грязного белья... Раньше подобное чтиво было альтернативным. Сейчас же это основной пласт, а информативная, интересная, позитивная, развивающая литература стала альтернативой... То же и на телевидении. Музыкальные программы... Кроме того, что текст и музыка отвратительные, это давно всем известно, так ведь и сделано просто технически плохо. Я не отрицаю, что есть очень интересные музыкальные команды, но основная масса того, что транслируется по ТВ, это ужас.

–  Например, какие музыкальные команды Вам кажутся интересными?

А. Ч.: Из зарубежных... Я с удовольствием слушаю французский шансон. Это моя большая страсть. Очень уважаю Шарля Азнавура, Эдит Пиаф. Французский мюзикл "Notre Dam de Paris" просто великолепен. Правда, русский вариант уступает французскому. Ну и, кроме того, я замечательно отношусь к нашим командам: "Наутилус Помпилиус", "Машина Времени", люблю Гребенщикова.

–  Вы ограничиваете Дашу в просмотре телевизора?

Да вот, к сожалению, не выходит. Я все собираюсь выдернуть шнур... Был такой случай. Не помню, по какому каналу, шла передача про дикого сексуального маньяка. Около 9 часов. Я посмотрела  – меня озноб пробрал. Какова была бы реакция ребенка? Ведь чаще всего в отсутствие взрослых дети смотрят телевизор, причем все подряд, он просто не выключается. Безусловно, такие передачи нужны. Но время для них нужно выбирать другое. Это, конечно, мелочи, но они у нас складываются во внушительное целое. Надеюсь, что это пройдет. Конечно, это должно пройти.

–  Вы никогда не участвовали в концертах для детей, в интернатах, школах?

А. Ч.: Здесь, в Москве, нет. Но в Коломне были несколько концертов. Большая проблема наших детских домов и интернатов  – отсутствие инструментов. В принципе, люди страстно желают хорошей музыки. Они хотят слышать и слушать. У меня, правда, есть один план. Мне подарили орган, а т.к. он переносной, я хочу сделать серию концертов. Это, конечно, не настоящий орган, но адаптированный под концертный. Хоть что-то.

–  Если бы Вам предложили поучаствовать в концерте для детей, больных СПИДом или наркоманией, Вы согласились бы?

А. Ч.: Конечно, с большим удовольствием.

–  Мы говорили о СМИ... Тема наркомании сейчас достаточно широко обсуждается и на телевидении, и на радио, и в печатных СМИ. Как Вы считаете, надо ли вообще говорить о наркомании? Часто приходится слышать о том, что все эти разговоры только возбуждают интерес. Раньше вот не говорили, так и наркоманов было меньше...

А. Ч.: А сейчас их стало больше, поэтому можно и поговорить... Безусловно, об этом нужно говорить. Потому что есть люди, которым просто не к кому обратиться, не с кем поговорить. И, безусловно, нужны горячие линии, телефоны доверия. И было бы хорошо, если бы те люди, которые на виду, могли бы личным примером как-то поддержать, ободрить. Не секрет ведь, что многие наши артисты страдают или страдали кто-то алкоголизмом, кто-то наркоманией. Было бы здорово, если бы они поддерживали хотя бы словом тех, кто пытается избавиться от этого недуга.